Фотография в первую очередь изобретена для туристов. И не надо спорить – сегодня это уже очевидно. Не одно десятилетие именно эта непоседливая часть народонаселения скупает львиную долю фотоплёнок и карточек памяти, различных фотоаппаратов от простеньких мыльниц до снабжённых электронным интеллектом зеркалок, батареек, ремешков и сумок для переноски своего фотобарахла, обеспечивая процветание всяческих «кодаков», «никонов» и проч.
На изображения, запечатлённые шустрыми фоторепортёрами или арт-фотографами, взгляд современника тоже натыкается, бывает, но наш мир всё равно представляется обывателю в основном таким, каким он выглядит на появляющихся ежегодно миллиардах туристических снимков. И как на это ни реагируй, дорогой коллега, хоть надуйся от важности и сделай вид, что тебя, мастера-профессионала, эти снимки не касаются, хоть облейся горючими слезами, но океан туристических фото беспардонно захлёстывает, стараясь размыть коллекции наших выстраданных шедевров, топит их, теснит не умением, но числом.
Всего-то сто семьдесят лет назад первые фотографы гробили своё здоровье, проявляя посеребренные пластинки дагерротипов над парами ртути, создавая единичные чудеса. Сто двадцать лет тому назад фирма «Кодак» провозгласила: «Вы нажимаете на кнопку – мы делаем всё остальное!» С тех пор стало неумолимо расти число «нажимателей», синхронно рос и поток фотографических изображений из мест дальних и не очень.
На рубеже нашего века, когда туристом стал каждый второй житель Земли, а массовая фотография стала цифровой и ёмкие флешки сняли ограничение на количество «фоток», рефлекс нажатия на кнопочку указательным пальцем развился настолько, что палец, кажется, производит привычное движение самостоятельно, без сигнала из головного мозга. Сегодня даже создалось впечатление, будто туристические фото научились размножаться сами, как инфузории-туфельки, и вообще обходятся без участия людей в этом процессе. Всё! Пора остановиться наконец, обдумать и разобраться что же это за феномен – туристическая фотография.
Оговорюсь сразу, что фотографии бесконечного цикла «Я на фоне…» можно не рассматривать. В не столь давние времена Советского Союза, когда большинство населения было заперто в границах страны, портрет соотечественника на фоне, скажем, Эйфелевой башни сигнализировал о привилегированном положении изображённого – глядите, мол, я выездной! Честно говоря, такое бахвальство меня раздражало, и казалось, что подобные фото будут делать ради самоутверждения только рождённые в СССР, но теперь выяснилось, что я ошибался – приверженность сему непонятному фотографическому жанру вполне интернациональна. Объяснением, зачем надо «фоткать» себя, любимого, на фоне всех достопримечательностей мира, пожалуй, должны заняться психологи. Красоты нашей планеты достойны того, чтоб ехать к ним за тридевять земель, но рассматривать их удобнее, пока они не загорожены на снимках позирующими для фото человеческими особями. На себя, в конце концов, можно и в зеркало поглядеть, далеко не уезжая.
Рассматривать туристическую фотографию придётся с двух сторон – со стороны автора снимка, переносящего на физический носитель предстоящую перед ним сцену, и со стороны зрителя пытающегося это сцену воссоздать в воображении, глядя на фото. Впрочем, эти двое – автор и зритель – присутствуют всегда, какую фотографию ни анализируй. И дистанция между ними – бывает, именно географическая, а чаще просто разница в визуальном опыте – существенно влияет на восприятие фотографий. Поясню на собственном примере. В середине шестидесятых мой отец, работавший в республике Мали (Африка), присылал нам в Москву фотографии, на которых земля была неправдоподобно красной.
В то время мы не были избалованы точной цветопередачей на бытовых фото, и я не обращал особого внимания на необычный цвет земли. Зато прекрасно помню своё удивление, когда, попав в Африку сам, увидел её краснокирпичный цвет воочию. Кодак-то не соврал, достаточно верно передав фантастичный для России цвет почвы, но как воссоздать в воображении эту деталь пейзажа человеку, не выезжавшему до того за пределы нашей средней полосы? Теперь, когда фотография и полиграфия научились воспроизводить цвета вполне корректно, я всей душой призываю зрителя: верьте своим глазам! Даже тогда, когда, вроде бы, есть веские причины им не верить.
Считается, что привезённые из дальних странствий снимки должны играть роль «катализаторов воспоминаний», и смотрящий на них, по идее, будет стремиться мысленно переместиться внутрь зафиксированной сцены, заняв в ней место фотографа. Задача вполне решаема, если зритель лично посещал то самое место (пусть и в другое время), ведь какие-нибудь образы натуры в памяти застряли. Тут фотография памяти поможет, и более или менее детализированный образ соберётся, проявится в кадре объём, представится оставшееся за рамками снимка справа и слева, могут вспомниться запахи и звуки.
Но у человека, никогда не бывавшего на месте действия, нет в памяти тех зрительных образов ни в каком виде, хоть свёрнутом, хоть сильно искажённом временем. В этом случае фото может выступить лишь «катализатором воображения», достраивать картинку зрителю приходится только на основе своего визуального опыта, а он, как я уже говорил, может и подводить. Получается, что у одних восприятие фотографий из турпоездки основано на личных воспоминаниях, у других на воображении. Вот здесь-то я подозреваю первую «засаду», как принято выражаться на сленге современных тинэйджеров. Слишком разными могут оказаться представшие перед внутренним взором картинки – у одних яркая, полная жизни сцена, у других плоский фрагмент незнакомого, плохо представимого места.
Здесь же упомяну ещё одно обстоятельство, над которым мало кто задумывается. Что именно хочет оставить на память в виде фотоснимка обычный турист? Чаще всего счастливый момент своей жизни. Если он связан с купанием в тёплом море, то этот снимок бессмысленно и обсуждать, ибо он никогда не будет интересен людям не знакомым с запечатлёнными на нём персонажами. Если получаемое удовольствие связано с осмотром, скажем, пирамиды Хеопса, то на фото наверняка перейдёт изображение этой пирамиды, но закавыка в том, что выразительная подача на фото самого объекта никак не связана с «консервированием» эмоций.
Побудительный импульс для съёмки не совсем сама пирамида, от неё на карточке может остаться лишь силуэт, а желанные эмоции спустя годы снимок будет вызывать у автора исправно, считаясь вполне достойным продуктом фотографических упражнений путешественника. Подробный показ именно пирамиды не входит, получается, в изобразительную задачу! А что интереснее стороннему зрителю – увидеть только силуэт или детально рассмотреть, из чего сложено чудо света? Я хочу сказать, что психология туриста очень легко соглашается с подменой реального предмета фотографирования на некий обобщённый символ, а сама фотография в таком случае становится уже откровенным симулякром. Чего же ждать от этой фотографии?
Что же в конечном итоге предъявляет фотографирующий турист стороннему зрителю?
И в самом деле, многие ли из снимающих в туристических путешествиях и устраивающих по возвращению просмотры своих фото для друзей, осознают вполне отчётливо, чем станут эти изображения не для самих путешественников, а для их знакомых домоседов? Удивительно ли, что просмотр пары чужих альбомов с туристическими снимками у многих вызывает зевоту, и, кстати, любопытный вопрос: признаком чего может служить живой интерес человека к этим снимкам – богатого воображения или безукоризненного воспитания? Ах, если бы он надёжно свидетельствовал о высоком изобразительном уровне самих снимков!
Второй принципиальный пункт преткновения совсем уж очевиден – отбор фотографий для показа. Искусство фотографии вообще, есть в значительной степени искусство отбора материала. Дабы не быть голословным, предлагаю обратиться к опыту известного журнала о путешествиях «National Geographic», давно прославившегося высоким уровнем фотографических иллюстраций. Да, я понимаю, что планка, поставленная этим изданием, почти недостижима, но равняться-то надо на лучшее. Вот, в частности, что рассказывал о тамошней практике отбора снимков для публикации один из ведущих фотографов семидесятых Джемс Блэр в интервью журналу «Америка». Если за шесть недель командировки Джемс ежедневно снимал в среднем 5 плёнок по 36 кадров каждая, то в сумме оказывались отснятыми порядка 15 000 слайдов. Иной раз в одно и то же место приходилось ездить не единожды, стало быть, отснятого материала ещё больше.
Затем фотограф с бильдредактором отбирали около 100 диапозитивов и отдавали их на рассмотрение главному редактору. Если тот принимал решение о публикации материала, то из этой сотни выбирались 20-30 штук, которые в дальнейшем попадали на страницы «National Geographic». Получается, что выход составляет не более 0,2% от всех снятых в нелёгких условиях кадров. Остальному суждено осесть в архиве издания и чаще всего вообще не попасть на глаза публике. Какой турист согласится забраковать 99,8% своих снимков и не показывать их? Да, не найти такого днём с огнём! Я и сам, скажу уж честно, при всей жесткой профессиональной сортировке собственных фотографий ни за что не согласился бы с таким чудовищным процентом отсева – как говорится «жаба душит»! Зато читателю при столь скрупулёзном отборе не показываются не только средненькие, но и вполне хорошие кадры, публикуются исключительно великолепные. Могут же позволить себе некоторые!
И есть ещё одно обстоятельство – условия съёмок в процессе туристического путешествия, которое не позволяет отдаться фотографическому процессу полностью, а именно ограниченность во времени и в свободе перемещения. Фотосъёмка требует вдохновения, минимум – сосредоточенности. Откуда она возьмется в толпе, да ещё надо не отставать от группы, стараться не потеряться и смиренно выслушивать упрёки товарищей, что, мол, ты со своим фотографированием каждый раз задерживаешь автобус. А кадр надо выслеживать, поджидать момент терпеливо, полностью отрешившись от суеты. Поставленный в такие условия, даже опытный фотограф снимет не намного лучше простого любителя. Вот и получается, что у всех виды с одной и той же точки, при таком свете, какой уж был, и даже с идентичными локтями фотографирующих рядом в углу каждого второго кадра. Можно ли тут шедеврами разжиться? Риторический вопрос…
Стало быть, миллионы туристов плодят миллиарды весёленьких (нынче в моде термин «позитивных», подразумевающий не прямые цвета изображения, а настроение), снимков, которые на поверку оказываются весьма скучны для стороннего зрителя. А печальнее всего то, что не предвидится никакого реального шанса измениться чему-либо, что определяет «форму и содержание» массовой туристической фотографии. В кавычках потому, что применять сии термины в высоком искусствоведческом смысле этих слов к туристическим «фоткам» как-то не удобно. Так, не в тупик ли идёт туристическая фотография?
Невесёлые выводы из сказанного напрашиваются на первый взгляд, будто ничего не остаётся, как оставить фотоаппарат дома и просто покупать готовые открытки. Но именно этого я, фотограф и любитель путешествий, никогда никому не предложу. Есть примеры, когда альбомы с туристическими фотографиями, получившимися в результате недолгих поездок по дальним странам, оказываются интересными и информационно насыщенными. Я говорю в данный момент об альбоме Аркадия Елфимова «Мальта» изданном фондом «Возрождение Тобольска». Почему я решил приравнять эту книгу (причём, невзирая на её полиграфическое происхождение) к обычному любительскому фотоальбому? Не только потому, что сам автор снабдил её подзаголовком «фотоальбом», и в этом он не слукавил. Главным образом потому, что по жанровому составу фотографий вполне очевидно, что это издание не служит ни путеводителем, ни фотографическим исследованием природы или этносов, населяющих страну, не является иллюстрированным справочником по их культуре. «Дневник путешественника из Сибири» приписал автор в подзаголовке к одному из своих изданий. Действительно, это дневник и есть.
Первое же, что хочется отметить, интересную вступительную статью про историю Мальты и – главное – про историю российско-мальтийских отношений. Чтение о перипетиях взаимоотношений рыцарского ордена с нашей страной захватывает как хороший исторический роман, почти как Дюма. Понятно, что в краткой статье дана лишь канва событий, но и по ней понятно, какие головокружительные сюжеты таит эта история, хочется найти исторические первоисточники и читать, читать… Поскольку фонд «Возрождение Тобольска» видит одной из своих задач просвещение, то данная книга прекрасно выполняет эту функцию, ибо разбуженное любопытство есть действенный стимул к приобретению знаний.
Каждый раздел книги начинается с небольшой заметки о том, чему он посвящён, однако, столь увлекательного чтения уже не получается из-за обрывочности сведений, спрессованных в два-три абзаца. Это не страшно, хоть подробностей хочется побольше. Но что совсем худо – пояснений под фотографиями нет никаких. Видишь на снимке огромные обработанные рукой человека каменные блоки и гадаешь, что же это такое – развалины рыцарского замка или древние мегалиты? Узришь скромный обелиск на набережной, но мраморная доска на нём стёрта от времени и на фото не читается, а так хочется знать, в память какого события он тут поставлен, в честь кого? А подписей-то нет…
Порой начинаешь задумываться, а на самом-то деле знал ли автор, что именно он снимал? Вот когда начинаешь по-настоящему сожалеть, что все туристические съёмки на ходу, на бегу, что нет времени вынуть блокнотик да переписать название улицы, текст мемориальной доски. И так обидно, что простительный для домашнего альбома недостаток переходит в хорошо изданную книгу. Я далёк от мысли, что всем без исключения фотографиям подобного фотодневника необходимы названия. Вот, скажем, в разделе «Погасло дневное светило», состоящем из фотографий-настроений, мимолётных зарисовок, цветовых и световых этюдов, лёгких визуальных реминисценций, никакие слова не нужны вовсе. Ну, не всё ли равно, как называется набережная, стоя на которой ты провожаешь на отдых светило? Она здесь не главная. Здесь главная волна, которая дразнит тебя солнечными зайчиками, заставляя щуриться от их игры, облачко, плывущее мимо в густеющей сини, но ни у волны, ни у облачка имён нет. И Бог с ними – и так хороши.
Зато в главах посвящённых фортификационным сооружениям, берегам и жизни города фотографии хотелось бы видеть с названиями, точными адресами, географическими ориентирами. Сами снимки городской жизни в большинстве своём хороши, цветасты, насыщены деталями, которые интересно разглядывать. Но когда перед взором проходит их череда, то замечаешь, что они слишком похожи друг на друга. Во-первых, практически везде средний план с небольшими вариациями масштабов, и взгляд пробегает их, не цепляясь ни за один.
Остановить его, заострить внимание помог бы крупный план, разбивающий длинный ряд одномасштабных картинок. Сюда просится портрет, чтоб одно лицо было, чтоб глаза в глаза зрителю глядели, может, какая-нибудь вычлененная из потока жизни экзотическая крупно взятая бытовая деталь. Во-вторых, полистав страницы с городскими жанровыми сюжетами, начинаешь понимать, что здесь собрались фото без системы, снятые без заранее продуманного плана. Это ещё одна отличительная черта и туристических фотографий, и песен чукотского охотника – «что вижу, то пою». Мне всегда интересно понаблюдать, чем местные жители отличаются от заезжих туристов в своих занятиях и поведении, в одежде, в ощущении времени, несущегося вскачь у экскурсантов и плавно и с достоинством текущем в беседе старожилов за чашечкой кофе. И, присмотревшись, в фотографиях альбома видишь сюжетные основы для воплощения этих тем, но чтобы выявить их со всей очевидностью, надо было уже при съёмке иметь внятно сформулированную задачу. Среди вошедших в коллекцию снимков есть такие, которые могут стать к ней прекрасными иллюстрациями. Взять бы да столкнуть спокойных приятелей-стариков, отдыхающих на лавочке в тени со стр. 123, с экскурсантами в их фотографическом порыве со стр. 131 на соседних страницах одного разворота! Разительный контраст человеческих типов, опорная точка предложенной темы, повод для собственных наблюдений и раздумий. Даже из этих же опубликованных снимков можно сложить более интересный пасьянс.
Отдельный разговор о фортах и крепостях. Одна только фактура их камней дорогого стоит. Взглянешь на неё, тотчас включается фотографический азарт и желание продемонстрировать разрешение своего объектива и большой матрицы во всей красе: владельцы фотомыльниц – обзавидуйтесь! И сколько старых пушек осталось стоять на своих местах в крепостях. Теперь они уже не палят по кораблям неприятеля, но продолжают делать вид, будто готовы к сражению и крепости неприступны. Нет, крепости уже сдались туристам без боя, а средневековые пушки так фотогеничны, что наш брат фотограф мимо не пройдёт, каких-нибудь сюжетов с пушками обязательно наснимает. Приглядевшись к старому орудию, вдруг видишь, что коррозия оставила на его металле почти такой же след, как выветривание на камне форта! Отпечаток веков одинаков на всём, и цепкий взгляд фотографа уловил сходство форм, игру фактур (стр. 112). Интереснейшее занятие проследить с помощью фотографии, что время делает с вещью. Средневековый антураж древних фортов провоцирует на разработку темы времени, длительного времени, истории, и автор книги её не упустил. Как финальный аккорд темы фортификационных сооружений я бы предложил замечательное фото со стр. 93. Вмурованный вертикально орудийный ствол, используемый нынче в качестве кнехта на фоне изрытых пулями и осколками камней крепости – следами былых штурмов цитадели – прозрачно намекает на подпись: «Прощай, оружие»! Неплохая, честно говоря, метаморфоза – превращение грозного оружия в реквизит съёмочного павильона под открытым небом или вещь совсем утилитарную, в деталь причального оборудования.
Фотографируя остров, не обойтись без съёмок воды. Вот здесь ещё раз призываю зрителя поверить фотографии и своим глазам – вода на Мальте наверняка именно такого цвета. Я, по крайней мере, верю снимкам безоговорочно. Мальтийское побережье это вода и камень – две противоположности в единстве и вечной борьбе друг с другом. Не игнорируя красоты мальтийских заливов да бухточек, я бы предложил и здесь поискать продолжение темы времени. Пусть это будет вторая, параллельная тема, коль уж прелестям средиземноморского острова суждено безоговорочно оставаться главной. Вот, наснимать бы таких фотографий, выстроить бы их так, чтоб получился рассказ о том, что отдельная волна всегда проигрывает камню, разбиваясь об него и отступая, но через века сдаётся уже камень и, подмытый, падает в воду, отдаваясь своей победительнице. Сидя дома, конечно, не сложно выдумать какой-нибудь творческий подход к ускользающей от объектива натуре, и куда сложнее проделать это на пленэре, в состоянии фотографического азарта, заставить себя искать глазами определённый круг сюжетов, не пропуская мимо внимания всё остальное, чем щедро одаривает взор южная экзотика. Зато какой подарок в виде открытия новых, не очевидных с первого взгляда пластов смысла, можно преподнести внимательному зрителю!
А кода я дохожу до раздела «Почти как картины «малых голлндцев», вот тут для меня и открывается автор узнаваемый и любимый. Город для Аркадия Елфимова, пожалуй, и есть та родная среда, которая раскрепощает его фотографическое дарование, обостряет взгляд, подстёгивает творческий кураж, и понятно почему – строитель! Страницы этой главы быстро не пролистаешь, ибо на каждой есть фото, которое хочется разглядеть во всех подробностях. Вкусные архитектурные детали подметил фотограф: какие таблички на стенах, фонари, решётки! Ещё бы не впасть в фотографический азарт! Здесь каждый фонарь, каждая решётка индивидуальны, и ясно, что обезличить всё стандартизованными табличками, одинаковыми светильниками никому в голову даже не приходило. И пространства тесных улочек (очень тесных, а потому для фотографирования непростых – подчёркиваю специально!) уютны и затягивают взгляд в глубину кадра чуть утрированной широкоугольником перспективой, но делают это деликатно, не навязчиво. А какая подборка дверей! Из них одних можно выставку собрать. Вот оно, продолжение серии «Двери», начавшейся в Тобольске, продолженной на средиземноморском островке. Так и встают перед взором картинки со страниц «Ангела Сибири», и от сравнения наших дверей с этими аккуратненькими заморскими не удержаться. Наши, в основном, кое-как на скорую руку сработаны, будто временные, а мальтийские основательно, аккуратно, на долгие годы. И здесь тема времени проявляется, точнее – отношение человека ко времени, времени своей жизни. Не в климате же дело, видимо разница в самоуважении людей населяющих Сибирь и Мальту, в исторической памяти народов – бесправного люда, притесняемого всеми властями из поколения в поколение, и свободных потомков гордых рыцарей. Не зависть, но боль рождает это сравнение…
Какие же выводы хочется сделать, посмотрев мальтийский альбом? Пожалуй, их два. Во-первых, посещая города и страны в качестве туриста, едва ли стоит рассчитывать на создание впечатляющей и полноохватной фотографической книги. Не освоить все требуемые для неё темы, не выходить, не выследить за пару недель достаточного количества первоклассных фотографий, которые смогли бы стать её стержнем, «держать» пухлое печатное издание. Не исключаю на все сто, что не получится такого никогда, но если и удастся, то лишь как исключение из общего правила. Из фотографирующего путешественника надо превращаться в путешествующего фотографа. Первый едет посмотреть и отдохнуть, второй едет фотографировать, работать. Вроде бы, всё одинаково, меняется только порядок слов, на самом же деле меняется смысл, а с ним, глядишь, и результат приобретёт то качество, до которого остался один шаг. Не поверю, что автор его не сделает.
Во-вторых, альбом даёт возможность проследить ещё одну универсальную творческую особенность, которую я наблюдал много раз: индивидуальную для каждого фотохудожника дифференциацию «своих» и «не своих» жанров. Дело ни в желании углублённо заниматься тем или этим, ни в количестве потраченного времени и душевных сил, и даже не в натуре, на которую выходит фотограф. Качество лирического высказывания однозначно даёт понять, какая тема для художника оказывается родной. С моей точки зрения архитектурный пейзаж для Аркадия Елфимова несомненно генеральное направление творческого развития. Доказать это я могу не только на примерах замечательных фотографий дорогого ему Тобольска, о них мне приходилось говорить не раз, и нет резона повторяться. Попав в совершенно иную городскую среду Мальты, Аркадий Григорьевич быстро сориентировался в ней и стал снимать обостреннее и ярче, вероятно, даже не отдавая себе отчёта в этом. Но это симптоматично ведь, согласитесь?
Я думаю, что и эта книга будет встречена с интересом, даже несмотря на некоторые недочёты. Зная направления деятельности фонда «Возрождения Тобольска», могу предположить, что окажется она, скажем, в какой-нибудь далёкой сельской библиотеке и найдёт там, в глубинке, своего благодарного читателя. Не каждому, увы, суждено увидеть своими глазами то, что запечатлел объектив Аркадия Елфимова. Его землякам до библиотеки ближе, чем до Мальты.
P.S. На календаре сейчас февраль. Посмотрев в окно на заметённый снегом Московский зоопарк, я вдруг почувствовал, что очень захотелось к тёплому морю. На Мальту, что ли?
А.Н. Фурсов
Альманах «Бийский вестник», № 1, 2011