В.Г. Распутин. Возвращение Тобольска. Печать – Георгий Коробовской, – СПт.; переплетные работы – Вальтер Кастанья, – Верона. Тираж 50 экз. Общественный фонд «Возрождение Тобольска». – 2012 г.
«За горами, за лесами, // За широкими морями, // Не на небе – на земле…» (П.П. Ершов, Конёк-горбунок). – Знакомо, не правда ли? И место, как будто бы известно: «Этот величественный исток полунощной страны, уходящей в поднебесную бесконечность, до сих пор для впечатлительных душ кажется таинственным…» (В.Г. Распутин, Возвращение Тобольска). Пускай, не совсем – то место, но родное, русское, по-русски писано про него, по-русски и прочитывается: «Знать, столица та была // Недалече от села» (П.П. Ершов, Конёк-горбунок). Прочитывается словно забытое, давнее, старое – без всяких там «инноваций», «нано выражений» и прочей нынешней модной иностранщины прочитывается. Старое… но вспоминаемое легко и узнанное как-то сразу, ещё на уровне подсознания.
Вновь Аркадий Григорьевич Елфимов, на этот раз вместе с писателем Валентином Григорьевичем Распутиным и петербуржской художником-графиком Ниной Ивановной Казимовой, обращают нас к книге – Книге, где каждая буковка трудом да старанием огромным выписана, историей самой дышит, и, по внутреннему содержанию своему – сама история есть. Как пишет в своем вступительном слове «Память и дело» В.Я. Курбатов: «Такая в лице каждого листа чудная даль и золотая выдержанная старость». Повторю, чтоб лучше запомнить – «чудная даль и золотая выдержанная старость». Сколь ни ломай голову, ни упражняйся, – точнее не скажешь: чудная сибирская даль с Алафеевской горы просматриваемая – «необозримой, могучей картины, с какой устремляется от Тобольска Сибирь на восток – если смотреть с высоты тридцатисаженного кремля» и выдержанная веками, славою великой приумноженная, история первой столицы Сибири: «В течение двух веков Тобольск был городом легенд и необъятной власти, городом громких фамилий, которые направлялись сюда, и знаменитых людей, которых дал Тобольск миру» (В.Г. Распутин, Возвращение Тобольска).
Смотришь страницы книги, и точно во времена петровские возвращаешься, наверное, тогда вот, при тусклых свечах в уездном приказе, так же какой-нибудь дьяк страницы эти, другие ли перелистывал, но такой же цельногравированной книги, где каждая страница наполнена дивными витыми буквицами да лубками-свитками развёрнутыми взору предстает. Да, да именно в то время, когда эти книги только-только получили своё развитие, когда печатались эти оттиски с гравированных медных пластин, ограниченным тиражом на отдельных листах, по нескольку страниц на листу печатались. Затем листы те разрезались, фальцевались и, по обыкновению, сшивались под единую печатную обложку. Число оттисков с одной медной пластины не превышало, чаще всего, 2-3 тысячи листов. После этого медная доска изнашивалась и требовала поновления. Сама по себе, эта технология печати по тем временам была передовой и очень распространённой, недаром же цельногравированные книги составляли тогда достояние самых различных социальных слоев населения России, практически на протяжении всего XVIII века.
Хотя, скорее прочего, ошибаюсь я, и может даже, возвращает нас «Возвращение Тобольска» Валентина Григорьевича, Аркадия Григорьевича и Нины Ивановны во времена более ранние да русские: «…да полно: разве мы не догадываемся, что книга рождена тремя столетиями раньше, в пору Семена Ульяновича Ремезова! И, может, не вовсе без его участия…» (В.Я. Курбатов, Память и дело). ИСер вовсе не дьяк писчий, а инок в келии своей те листы аккуратно переписывал, буковка за буковкой, не один месяц, а то и год. И дальше, вчитаемся пристально меж строк: «В 1587 году, при царе Феодоре Ивановиче указ [был] Даниле Чулкову: прислано 500 человек построить город Тобольск. И по промыслу Божьему воевода Данило Чулков доплыл и против устья Тобола поставил на горе город, названный Тобольском, первый стольный среди всех городов, и церковь первую воздвиг во имя святой Троицы, и другую - Всемилостивого Спаса на Взвозе» (С.У. Ремезов, История Сибирская).
И сомнений не возникает, так оно и было, так оно и есть. Потому как Валентин Григорьевич «переписал» всё точно и тщательно, «с любящей простотой напоминая сыновнее правило обращения с историей» (В.Я. Курбатов, Память и дело).
И слова-то все плотно и мастеровито слажены да в едино составлены, а потому – «Едва ли можно сомневаться, что сам Ермак Тимофеевич, одержав тяжелую победу над Кучумом у Чувашского мыса, не мог не заглядеться на высящуюся неподалеку красавицу гору и не прикинуть, что лучшего места для острога не найти», – или: «Едва ли Гагарин злоумышлял, характер Петра он знал прекрасно и испытывать бы его не стал, но мог, мог вельможный сановник гаркнуть водившимся у него зычным голосом: «Мы сами государство!» (В.Г. Распутин, Возвращение Тобольска).
Слова тут, точно брёвнышки в срубе, одно к одному подогнаны, и не как-нибудь, а ловким плотницким топориком подтёсаны, по старинке, без всяких иных плотницких инструментов – умели люди делать! – брёвнышко к брёвнышку, без щелей, без зазоров. Точно храм светлый поставлен без единого гвоздя. И стоит веками.
И в «Возвращении», так же: читаешь и дивишься этакому единству и ладу. И читаешь-то не быстро, медленно. Потому как – это тебе не информация какая-то из нынешних, которую проглотил и забыл про то, на какой полочке памяти положил, одной пустышкой больше, одной меньше, разница невелика есть; потому как – не что-то нынешнее скорострельно да торопливо написанное, вроде и сказал, да сам не понял – про что; в «Возвращении» невольно, как бы подчиняясь внутреннему ладу, в каждое слово вслушиваешься, как оно родное звучит и где ему в вышине небесной эхо звонкое вторит. Хорошее чтение – памятное, и опять же язык русский, родной, самый что ни на есть коренной.
К слову, про нынешний «нано» язык, – что с него взять!.. Жидкий он какой-то, разбавленный, безстерженный, как и всё сегодня. Даже на то несмотря, что слов в нем пришлых поприбавилось множество, и цветастые те слова, мудрёные, да только звучат чуждо, не в лад звучат нашим просторам – русским, сибирским… Опять же вдуматься ежели – «нано», оно «нано» и есть: 10-9 – ни больше, ни меньше. Однако, повторяемо оно, «нано» это охотно нынче по всякому поводу и без повода, порой и не задумываясь повторяем, просто – модно потому что.
Но недаром говорят, – мелким увлекаясь, немудрено великое проглядеть. А не пропустить чтобы, стоит представить только эту «минус девятую степень» – до чего мелка, уже в самом прославлении да возвеличивании мелкости ущербность некая налицо есть. Всё мы хотим-тщимся на молекулярном, атомарном ли уровне в сути вещей разобраться, а на поверку не замечаем, как сами мельчаем до этой «минус девятой», и всё вокруг нас мельчает пропорционально. Да мир на части разваливается, точно «нано хлеб», который ножом не порежешь – крошится, да и «нано масло» на него никак не намажешь – ломается то масло.
А ведь, кажись, это всё – и хлеб, и масло – изначальное, основа основ: «Братья сеяли пшеницу // Да возили в град-столицу…» (П.П. Ершов, Конёк-горбунок). Только забылись, затёрлись ныне эти незыблемые основы, затерялись где-то в нынешнем громоздком, сером, усреднённом потоке нужной, а чаще бесполезной информации, как говорится, ни уму – ни сердцу. И язык тот изначальный затираться, забываться стал. Не о том ли в книге предупреждение писано: «Москва, а затем и Петербург нашли применение Сибири как незаменимому месту ссылки и каторги», – не о том ли величии да масштабности нам авторы точно напомнить хотят: «Царствующий град Сибирь» – так от начала Романовской династии величали Тобольск. Екатерина Великая поднесет ему свой императорский трон. Только столица Российской империи и столица Сибирского царства имели право принимать и отправлять посольства» (В.Г. Распутин, Возвращение Тобольска). А то всё «нано»-«нано»…
Под стать языковому и изобразительный ряд «Возвращения», кропотливо, точно и изящно выполненный Н.И. Казимовой. Чего стоит одна только великолепная каллиграфия, сама по себе являющаяся искусством, а тут ещё дополненная живой строгой, а порой, и озорной по-народному графикой, в которой угадываются многия начала.
То и – народная картинка, так называемый лубок, но не примитивный, как это порой пытаются нам представить эстетствующие искусствоведы, а самостоятельный полноправный народный жанр, веселый и выразительный, с эпическими элементами русских сказок и былин. Будь то – жар-птица или Чудо-юдо рыба кит; или воистину былинные ладьи вольной казачьей дружины атамана Ермака Тимофеевича…
Активно в создаваемых композициях использует Казимова и разнообразные архитектурные формы. Будь то ворота тобольского кремля со сказочными фигурами по обеи стороны его. Или его же сторожевые башенки, опять же искусным топориком рубленные. Будь то храм, точно парящий между небом и землей. Или Тобольск деревянный, одноэтажный, с резными ставенками…
Огромная эмоциональная нагрузка на страницах «Возвращения» заложена художником и в исторические картины-ретроспекции. Действительно, как-то не представляешь себе Тобольска без Ермака Тимофеевича, без мятежного протопопа Аввакума (Петрова), без Александра Алябьева и его «Соловья», без юного Дмитрия Менделеева, без ссыльного Федора Михайловича Достоевского и многих-многих других, о ком упомянул на страницах «Возвращения» Валентин Григорьевич. Или равно, как нельзя представить сибирскую столицу без ремезовской «чертёжной книги», без ершовского «Конька-горбунка, без Софийского двора и Успенского кафедрального собора…
И в этих развернутых картинах, возникающих точно с высоты птичьего полета, – сам ты, будто верхом на Коньке-горбунке, пролетаешь высоко над городом, а внизу один за другим возникают сказочные виды Тобольска, его храмы и улицы, люди, некогда жившие и ныне живущие. И во всём этом угадывается старинное искусство создания ковров и гобеленов, вышитых руками наших бабушек; искусство складывать затейливый орнамент, плести дивные кружевные узоры; искусство золотого шитья, где всё нитями золотыми точно светом небесным пронизано. А многие элементы рамок дивно узнаваемы и напоминают чем-то либо вензеля из старинных монастырских рукописных книг, либо фрагменты деревянных резных наличников и коньков, исполненных старыми мастерами-краснодеревщиками.
Таинственен, велик и славен Тобольск, но нельзя ему без России – эту мысль Казимова твердо и последовательно проводит на страницах всего издания. Двуглавый ли герб-орел, свидетельствующий о российском величии, начиная с самой обложки книги, академические ли, с петербургской сдержанностью представленные, иные свидетельства российской державности и государственности… – Казимова, не принижая сибирского свободолюбия, словно даёт понять читателю: Тобольск – российский город, причём не просто город, а один из трёх основных её духовных центров. Собственно, не об этом ли говорит и Распутин: «До Бога высоко, до царя далеко… Но Тобольск сумел встать так удачно, что и до царя оказалось ближе, и до Бога ниже. В кабинете Петра Великого никогда не убиралась далеко карта Сибири – предтечей ее была «чертежная книга» тобольского умельца Семена Ремезова» (В.Г. Распутин, Возвращение Тобольска).
И конечно, понимает художник, при таком раскладе никак нельзя Тобольску без благословения самого града и дел его великих небесами, а потому – и Богородица над ним, и Святая Троица, и Николай Чудотворец… и ангелы, ангелы, ангелы – по всей книге. Невозможно на это заповедное, родное, чудное место глядеть без дивного ангельского пения, неправильно это будет!
Еще о чём сказать надобно – тираж книги. Он не просто мал, – впечатляюще мал. Даже по сравнению с сегодняшними микро тиражами дешёвых популистко-массовых изданий. Вот уж где приставка «нано» по отношению к тиражу «Возвращения» – точно к месту встанет!
С одной стороны понятно это, «Возвращение» – книга не дешёвая, не для благодушного, необязательного чтения за вечерним чаем или «чтобы время убить», кто время убивает, сразу рекомендую – не читайте эту книгу, не вам она. И не то чтобы не по Сеньке шапка, просто мал ещё Сенька, не дорос, а шапка мономахова тяжеловата, не стоит надевать – а ну как голова не выдержит. Либо уж, коли силы чувствуете, – настраивайтесь на чтение, на то знание, на ту память, которую ещё потрудиться и заслужить надобно, и, только заслужив её, удостоиться чести прочитать. Этакое знание, что не каждому в руки даётся, а если даётся, то, может, единожды, ну а пропустишь коль, второй раз вряд ли возможность представится.
Потому и надо твёрдо решить и знать – нужно тебе это или нет. К нему, к знанию этому, как к Богу долго идти надо. Предки наши это хорошо понимали, потому и в сказки из уст в уста передаваемые закладывали, что до истины путь далёк – не одну пару сапог прежде сносишь. А и найдёшь ту истину – не факт, что сразу уразумеешь.
Потому и собирали знания рукописные по крохам да бережно, и переписывали их от руки в единичных экземплярах, и хранили как зеницу ока в монастырских да храмовых библиотеках. Да и занимались книгописанием изначально люди посвящённые, духовного звания: «Заслугой преосвященного надо считать и начало сибирского летописания. Почти сорок лет прошло от Ермака, и подвиг его со товарищи стал обрастать легендами. Владыка Киприан призвал к себе оставшихся в живых участников похода, расспросил их о погибших и уцелевших в схватках за Сибирь и попросил оставить письменные свидетельства». И цель тех свидетельств была благая – сохранение памяти всего, что забыть для русского человека – грех великий: «Затем, после тщательных сверок, имена Ермака и его дружинников, павших в сибирском походе, были навечно внесены в синодик для церковного прославления» (В.Г. Распутин, Возвращение Тобольска).
Ещё и потому, из страницы в страницу, внимательно всё прочёл, как века в одночасье прожил. Дело большое, государственное люди делают. Жаль только без поддержки и участия этого самого государства. Оттого и тиражи малые, а, как следствие, и знания столь потаённо сокрытые, и чтобы добыть их «простому русскому Ивану» не одни сапоги стаптывать приходится. Вот и потрудился-«потопал», и прочёл, и ещё прочту не раз. И душа – нет, не отдохнула – трудилась душа моя, но не тот труд это, который утомителен и не люб, скорее – труд радостный и светлый, и усталость от него – радостная да светлая, точно после сделанного трудного, но хорошего, правильного дела. Та усталость, что память исконную русскую в сердце пробуждает, и как сказано было: «…проснувшаяся память есть начало продолжения дела». (В.Г. Распутин, Возвращение Тобольска). Значит, впредь дело будет.